FOMC в барочной и величественной манере, перемежая поэтические метафоры и шутки в своих длинных монологах. Всего за пару месяцев до этого Фишер начал свое выступление, сказав: "Господин председатель, я расскажу одну историю, которая поможет мне сформулировать свои комментарии. Три техасских агги подали заявление на работу детективами..." Это было типичное фишеровское начало. Здесь также присутствовали Чарльз Плоссер, президент ФРС Филадельфии, сдержанный академик, и Чарльз Эванс, молодой президент ФРС Чикаго, по собственному признанию, "помешанный на инфляции".

Это были люди Хоенига. Все они говорили на одном языке. Они разделяли одно и то же бремя. Хоениг работал в окружении таких людей всю свою карьеру, с момента прихода в ФРС в 1973 году. Но его положение в FOMC становилось все более напряженным с каждым голосом "против", который он подавал. Хёниг все больше и больше оттеснял себя на задворки властной структуры ФРС.

Было две причины, по которым несогласие Хенига вызывало такое напряжение. Первая была связана с тем, как управлялась ФРС. Консенсус и единогласное голосование стали очень важны в FOMC. Мир должен был верить, что руководители ФРС знают, что они делают, и что их действия больше похожи на математику, чем на политику. Могучие мозги, управляющие FOMC, были представлены общественности как государственные служащие с докторским образованием, которые, по сути, решают сложные уравнения, а не принимают политические решения. Когда один из членов FOMC выражал несогласие, это разрушало эту иллюзию. Это указывало на то, что могут существовать конкурирующие точки зрения и даже жаркие споры о том, какой путь следует выбрать ФРС. Единогласное голосование помогало FOMC сохранять свою власть, по сути, отрицая, что у него есть власть - это была просто группа умных инженеров, управляющих электростанцией в соответствии с инструкцией.

Вторая причина, по которой несогласие Хенига вызвало столь сильное напряжение, тесно связана с первой. Консенсус в FOMC становился все более важным, потому что решения, которые он принимал, были все более значимыми. Демократические институты Америки были все больше парализованы, и поэтому больше работы оставалось за недемократическими институтами, такими как Верховный суд и Федеральная резервная система. Эта реальность буквально рвалась из телевизоров и пестрела на первых полосах газет в то утро, когда Хениг спустился в холл. Отель "Фэрмонт" предлагал постояльцам бесплатные экземпляры "Нью-Йорк таймс", и в то утро 3 ноября "Таймс" поместила один из тех жирных заголовков, которые телеграфируют о чрезвычайной ситуации, через всю первую страницу. "G.O.P. TAKES HOUSE", - гласил заголовок. Ниже, более мелким шрифтом, он провозглашал: "НЕУДАЧА ДЛЯ ОБАМЫ И ПРОГРАММЫ ДЕМОКРАТОВ; КУОМО ПОБЕЖДАЕТ; ДЕМОНСТРАЦИЯ СИЛЫ ЧАЙНОЙ ПАРТИИ".

Накануне в Америке прошел День выборов - первые промежуточные выборы в период президентства Барака Обамы, решающие выборы, которые должны были определить, кто контролирует Конгресс. Всего за два года до этого избиратели нажали на кнопку "Перемены", и нажали сильно, обеспечив Демократической партии контроль над Белым домом и обеими палатами Конгресса. Теперь избиратели снова нажали на кнопку перемен, лишив демократов контроля над Палатой представителей и сократив их большинство в Сенате. Это был упрек в адрес администрации Обамы , но он также стал лишь одним в длинной череде упреков в адрес демократически избранного правительства в Вашингтоне. К 2010 году почти каждые выборы были выборами перемен. Избиратели выкидывали бездельников, затем выкидывали новых бездельников. Американский электорат, похоже, руководствовался в первую очередь гневом и недовольством, и этот гнев нашел новую форму в консервативном движении "Чайная партия". Если у "Чаепития" и был какой-то один движущий принцип, то это был принцип "говорить нет". Участники "Чайной партии" стремились полностью остановить работу правительства. Газета The Times цитирует активистку "Чайной партии", которая заявила, что ее цель - "держать строй во что бы то ни стало".

Очень жаль, что демократические институты Америки, такие как Конгресс, перестали работать именно в тот момент, когда они были больше всего нужны. Глобальный финансовый кризис 2008 года не возник из ниоткуда. Он произошел после долгих лет распада экономической системы, которая перестала работать для большинства американцев. Проблемы были разнообразными и сложными, и все они способствовали созданию условий для кризиса: задолжавшие работники, могущественные банки, выдававшие рискованные кредиты, и дико завышенные рыночные цены. Люди занимали все больше денег отчасти потому, что упадок профсоюзов лишил рабочих права договариваться, снизив их зарплаты и ухудшив условия труда. Торговые сделки привели к переносу рабочих мест за границу, так как новые технологии привели к тому, что работников требовалось меньше. Стареющее население все больше и больше полагалось на недофинансируемые государственные программы, такие как Medicare, Medicaid и Social Security, создавая огромный государственный долг. Система образования отставала от аналогичных стран. Годы дерегулирования привели к тому, что в банковской системе доминировали несколько титанических фирм, специализирующихся на выпуске и продаже непрозрачных и рискованных долговых инструментов. Это были огромные проблемы, стоявшие перед страной, и федеральное правительство не решило ни одну из них по существу. Были консервативные способы решения этих проблем, были и либеральные. Но после избрания "Чайной партии" Конгресс вообще не собирался заниматься этими проблемами. Федеральная законодательная машина была отключена, начав эпоху застоя и дисфункции.

Это накладывало огромную нагрузку на каждого члена FOMC. 3 ноября Федеральная резервная система стала центральной движущей силой американской экономической политики. Если американские избиратели только что проголосовали за прекращение действий правительства, они сделали это в тот самый момент, когда ФРС собиралась приступить к реализации программы беспрецедентной активности. Именно поэтому ФРС смогла действовать так быстро. В 2008 году ФРС успела вывести за дверь около 1 триллиона долларов еще до того, как Конгресс смог завязать шнурки и начать обсуждать законопроекты о стимулировании экономики и спасении банков. Двенадцать членов FOMC не могли игнорировать тот факт, что они определяют курс развития американской экономики.

Именно в этот исторический момент Томас Хениг решил начать свою череду несогласий, которая стала самой продолжительной среди всех членов FOMC в истории. Хениг высказывал свое несогласие так часто, что казалось, будто он получает от этого удовольствие. Один из обозревателей The Wall Street Journal написал регулярную колонку под названием "Одинокий несогласный", в которой он брал интервью у Хоенига после каждого голосования "против". Хоениг не просто подрывал имидж ФРС, основанной на консенсусе, он помогал привлечь внимание к этому факту. Это громко отозвалось в замкнутом мире членов FOMC, которые часто выступали и ездили на одни и те же конференции и церемонии награждения. В этом мире Хенига любили, но теперь его коллеги говорили с ним с беспокойством. Они спрашивали, уверен ли он, что ему нужно